В советский период свободная миграционная активность населения сдерживалась отсутствием паспортов у колхозников, отсутствием права на увольнение по собственному желанию с предприятия, переселением раскулаченных, ограничениями паспортного режима, обязательным распределением выпускников высших и средних специальных учебных заведений на работу, отсутствием права на эмиграцию и иммиграцию. В 90-е гг. ХХ в. в России возникли новые тенденции миграционных процессов. Современная внешняя миграция складывается из трех основных миграционных потоков: 1) иммиграция в Россию населения из стран СНГ и Балтии; 2) более слабый поток выезда эмигрантов из России в страны СНГ и Балтии и 3) эмиграция из России в страны дальнего зарубежья. Интенсивность внутренней миграции существенно уменьшилась в связи с общим снижением уровня жизни и ростом цен на услуги транспорта дальнего следования. [1 с. 416]

Нельзя сказать, что Россия стала центром миграций на постсоветском пространстве именно с распадом населения из стран СССР. Еще в 1976 — 1980 гг. в России осело 87% населения бывшего СССР, перераспределяемого миграциями между республиками, в 1981—1985 гг. — 85%, а в 1986—1990 гг. — 72% . [2 с.58]

Однако спокойный процесс собирания Россией населения — процесс медленной репатриации, длящийся с начала 1960-х годов, — получил развитие с началом первых межнациональных конфликтов конца 1980-х и усилился с распадом СССР. При этом существенный рост числа прибывших в страну практически не наблюдался, за исключением 1994 года, когда оно приблизилось к 1,2 млн человек (против 800 — 900 тыс. в предшествующие годы) . [3] С одной стороны, это было связано с более быстрым продвижением России по пути рыночных реформ, что резко усилило привлекательность ее для мигрантов [4], а с другой — объяснялось тяжелыми временами для россиян, проживавших в ближнем зарубежье. Спад регистрируемых прибытий в Россию сопровождался общим «сворачиванием» миграционных процессов на постсоветском пространстве: только за 1990 – 2000 гг. число мигрантов, перемещающихся между странами, сократилось более чем в 4 раза [5 с.175]. Однако это снижение, как и снижение миграции в России, не в последнюю очередь следует отнести на счет трансформации характера миграции во временную и сезонную, связанную не столько с переменой места жительства, сколько с временной трудовой занятостью.

Скорее всего, реальное снижение числа прибытий в Россию было гораздо более медленным, чем показывают данные текущего учета населения, если отталкиваться, например, от результатов переписи населения 2002 г. По-видимому, снижение иммиграции в Россию из стран СНГ и Балтии было обусловлено и рядом сдерживающих факторов: война в Чечне, финансово-экономический кризис 1998 года, возросшие трудности с регистрацией по месту жительства, этнофобия и мигрантофобия в российском обществе. Сказалось и улучшение общей ситуации в постсоветских странах. В условиях сильнейшего социально-экономического кризиса и вооруженных конфликтов Россия сыграла роль общего дома практически для всех народов бывшего СССР. К началу 1990-х годов за пределами России проживали 25,3 миллиона русских и около 4 миллионов представителей других титульных народов России, которые к моменту распада единого союзного государства в одночасье превратились в национальные меньшинства, что и подхлестнуло их выезд в Россию. По данным текущего учета, население России за 1989 – 2004 гг. только за счет миграции увеличилось на 3,4 млн. русских, по оценкам на основании данных переписи — более чем на 4 млн. человек (без учета смены идентичности в пользу русских — до 1,5 млн. человек [7] .

Несмотря на то, что история России XIX-XX веков тесно переплелась с историей двух древнейших и известнейших диаспор - еврейской и армянской, понятие «диаспора» было не слишком популярно в СССР, а феномен диаспоры почти не привлекал внимания исследователей. После же распада Союза понятие «диаспора» по разным причинам оказалось удобным для описания процессов постсоветского этнического размежевания и стало довольно широко использоваться в постсоветской литературе.

Территориальное рассеяние народов было характерно для российской, а затем и советской империи. Ее этническая карта складывалась в результате как присоединения к славянскому ядру империи земель, населенных другими народами, так и последующих миграций представителей разных этнических общностей внутри страны или за ее пределы. Эти миграции (иногда добровольные, иногда вынужденные, иногда полудобровольные - полувынужденные) стали особенно значительными во второй половине XIX и в XX веке и привели к существенному перемешиванию этносов и отрыву расселения многих из них от прежних традиционных территорий.

Перепись населения 1989 года подвела итог процессам, происходившим в этническом «плавильном котле» империи. Значительное рассеяние, обусловленное самыми разными причинами, было характерно для многих народов бывшего СССР. В одних случаях оно было следствием давнего вынужденного рассеяния некогда единого народа, вызванного политической катастрофой и связанным с ней насилием. В других рассредоточение в пространстве возникло в ходе колонизационной активности; в третьих оно порождено давним перемешиванием живущих в одном географическом ареале народов и невозможностью провести территориальную границу между ними и т. д. Исторические и более новые политические и социальные реальности переплетаются между собой и определяют динамику современных «диаспор».

Распад СССР заметно повлиял на эту динамику. С одной стороны, по-новому прошли государственные границы, и многие этнические группы оказались автоматически отрезанными от территорий компактного расселения своих соплеменников, и в этом смысле в рассеянии. С другой стороны, возникли новые условия миграций для ряда этнических групп, находившихся в рассеянии, что привело к его уменьшению у некоторых народов.

В английских словарях слово «диаспора» пишется с большой буквы, как имя собственное, и не допускает множественного числа. Долгое время под диаспорой понималась только еврейская диаспора, которая представляла собой нечто уникальное. Но постепенно положение менялось, рассеяние становилось все более частым явлением и возникал вопрос, что следует, а что не следует называть «диаспорой».

Общепринятого строгого определения понятия «диаспора» не существует. Исследователи предлагают наборы характерных черт, типичных для диаспоры. Вот пример такого набора: «(1) рассеяние по отношению к своей изначальной родине, часто насильственное; (2) в альтернативном варианте - экспансия за пределы родины в поисках работы, с торговыми целями или для удовлетворения более далеко идущих колониальных амбиций; (3) коллективная память и мифологизация утраченной родины; (4) идеализация воображаемого наследия отцов; (5) возвратное движение; (6) сильное групповое этническое самосознание, сохраняющееся долгое время; (7) неспокойные отношения с обществами-хозяевами; (8) чувство солидарности с этническими собратьями в других странах; (9) возможности выдающейся созидательной и обогащающей жизни в странах-хозяевах, проявляющих терпимость» [8, р. 180].

Для людей, оказавшихся в рассеянии, возможно не только коллективное сознание пребывания на чужой земле, которая противопоставляется утраченной собственной родине, но и альтернативное ему коллективное сознание обретения новой родины, когда рассеяние не ведет к «диаспоризации». Приобретшая всемирные масштабы модернизация, «глобализация» разрушает все локалистские перегородки или, во всяком случае нарушает их непроницаемость. По самым разным причинам люди покидают свою родину - малую или большую - и оказываются в рассеянии. Сейчас не так легко назвать народ, с которым этого не происходило бы. Так возникают новые диаспоры. Размышляя о связи глобализации и «диаспоризации», Р. Коэн приходит к утверждению, что они «идут рука об руку, но это - независимые процессы» [8 р. 175].

Прямая причинная связь может иметь противоположное направление, на которое, впрочем, Коэн тоже косвенно указывает, когда говорит, что «глобализация усилила практическую, экономическую и аффективную роль диаспор, показавших себя как в высшей степени адаптивная форма социальной организации». Для человека, вынужденно или добровольно покинувшего свою родину и оказавшегося в непривычной социокультурной среде, адаптация и укоренение в ней на какое-то время выходят на первый план. Это - непростой, часто очень болезненный процесс, и диаспора как раз и оказывается той институциональной формой, которая позволяет одновременно существовать в «двух средах» и тем облегчает адаптацию. В общем именно эту функцию на протяжении тысячелетий выполняла еврейская диаспора, и ее опыт придал феномену диаспоры характер чего-то вечного. Но сейчас жизнь сильно ускорилась, в силу чего роль и функции диаспор изменились. Современная диаспора становится временным прибежищем человека, рано или поздно он, его дети или, в крайнем случае, внуки должны сделать выбор и либо вернуться на родину, либо полностью раствориться в новой социокультурной среде.

Этот выбор часто оказывается очень нелегким, ибо его приходится делать на фоне глубокого кризиса традиционных принципов социальной интеграции, который можно назвать кризисом этнокультурной идентичности, или кризисом этничности. Модернизация необратимо разрушает средневековые, а может быть, и более давние перегородки между этнорелигиозными и/или этнокультурными сообществами, обесценивает принципы их социальной интеграции и требует выработки каких-то новых принципов интеграции, имеющих неэтническую основу. Как это всегда бывает, старые принципы не уступают место без боя и мир на долгое время превращается в арену противостояния двух идеологий и двух политических практик.

С одной стороны, это универсалистские и эгалитаристские идеи Просвещения и Французской революции, практика государств-наций, основанных на гражданских критериях национальной принадлежности, на «праве почвы» и т. д. С другой стороны, это отражающие восточно-европейскую реакцию на западно-европейское Просвещение гердеровские идеи непроницаемых перегородок между культурами, идеи изначальной принадлежности человека к закрытому сообществу, «права крови», этнических наций и, соответственно, практика более или менее «чистых» этнических государств, обособления этнических меньшинств, в крайних случаях - этнических чисток и т. п.

Идея «классической» диаспоры ближе ко второму взгляду, ибо она предполагает бесконечно долгое сохранение верности религиозному и культурному наследию предков, защиту этнокультурных перегородок, несмотря ни на что. В той мере, в какой диаспора помогает выживанию и адаптации этнических меньшинств, оказавшихся в рассеянии, она функциональна, и это, казалось бы, подтверждает правоту всякого рода поборников «этнической чистоты» и т. п. Принадлежность к диаспоре кажется чем-то очень важным именно для меньшинств. Однако рано или поздно рамки диаспоры становятся тесными для многих ее членов, у них появляется стремление раствориться в «плавильном котле» многонациональных стран, ассимилироваться в среде этнокультурного большинства. Это - естественный процесс, который в разных обществах протекает по-разному. В Советском Союзе он был затруднен противоречивой позицией государства, которое пыталось проводить одновременно и политику «плавильного котла», и политику последовательной диаспоризации.

В СССР этническая принадлежность каждого была не вопросом его личного самоопределения, а устанавливалась государством «по крови» и фиксировалась в официальных документах, так что все, находившиеся за пределами своей «исторической родины», по определению были членами диаспоры. Официальное сохранение межэтнических перегородок в советское время выполняло две функции. С одной стороны, оно позволяло сохранять двойную, а то и более «многоэтажную» идентичность тем, кто по тем или иным причинам не мог или не хотел растворяться в «плавильном котле» империи, и в этом смысле отвечало интересам (возможно, временным) многих, если не большинства этнических меньшинств. Можно было одновременно ощущать себя и татарином, и россиянином, и гражданином СССР. С другой же стороны, оно охраняло права этнического большинства, для которого эффект «плавильного котла» также не был вполне безопасен, потому что грозил утратой давних привилегий, имевших этническое или этнорелигиозное обоснование. Русский оставался «первым среди равных» и в Татарстане, и в Узбекистане, и в любом другом месте империи. Поддерживаемое государством сохранение межэтнических перегородок облегчало «диаспоризацию», которая нередко граничила с «геттоизацией» народов, и уж во всяком случае ослабляло эффект «плавильного котла».

Идея этнических наций - важнейшая часть всего идейного наследия советского времени в постсоветских странах. Сейчас ни в одной из них универсалистские концепции Просвещения или идея «плавильного котла» не пользуются большой популярностью. Здесь, как, впрочем, и на Западе, много говорят о подъеме этнического самосознания, о «возврате к корням» и т. п. Кажется, что наступает «золотой век» диаспор. Оживление этнических чувств и в самом деле налицо, об этом свидетельствуют всякого рода экономические и политические требования, которые, когда это возможно, приобретают этническую окраску. Но все это лишь «кажется» или «возможно», а каково это в действительности и временное или постоянное это явление, и каковы его мотивы станет ясно позже. На данный же момент времени ясно только, что по характеру многонациональности Россия не уступает бывшему Союзу – здесь проживают представители более 120 народов. Но в этой многонациональности произошли серьезные структурные изменения, приведшие к совершенно новой этнополитической ситуации. [6 с.60]

Список литературы:

1. Елисеева Е.И., Васильева Е.К., Клупт Е.А., Кашина О.П. Демография и статистика населения. - М.: 2006.

2. Зайончковская Ж. А. Внутренняя и внешняя миграция // Население России 1993. Ежегодный демографический доклад / Отв. ред. А. Г. Вишнев-ский, С. В. Захаров.- М.: 1993.

3. Необходимо учесть, что данные по прибытию из-за рубежа в 1990-е гг. характеризуются некоторым запозданием, так как на регистрацию по новому месту жительства у иммигрантов из СНГ уходило в среднем от 3 до 6 месяцев после прибытия на территорию России. Таким образом, из зафиксированного статистикой максимума прибытий в 1994 г. часть пришлась на предыдущий 1993-й, т.е. на время разгара вооруженных конфликтов в странах СНГ.

4. Население России 2002. Десятый ежегодный демографический доклад / Под ред. А. Г. Вишневского. - М.: КДУ, 2004.

5. Зайончковская Ж. А. Миграционные тренды в СНГ: итоги десятилетия // Миграция в СНГ и Балтии: через различия проблем к общему информационному пространству. Материалы конференции / Под ред. Г. Витковской, Ж. Зайончковской. М.

6. Мнацаканян М.О. Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни. - М.: 2004.

7. Подробнее см.: Мкртчян Н. В. Влияние миграции на изменение этнического состава населения России и ее регионов: предварительная оценка итогов переписи - 2002. - М.

8. Cohen R. Global Diasporas. London, 1997.

Автор: Екатерина Потеева
Эксперт ИАЦ МГУ